Преподобный Амфилохий Почаевский: «Ви думаєте я святий? Я грішник!»

12 Мая 2017 12:30
6253
Преподобный Амфилохий Почаевский: «Ви думаєте я святий? Я грішник!»
Великий подвижник Православной Церкви, преподобный схимник, добрый врач, безвозмездный целитель, смиренный старец, да и просто – батюшка Амфилохий, – так верные с благодарностью называют святого Амфилохия Почаевского. В нашей иконописной традиции угодники Божии изображаются строгими и бесстрастными, а преподобного Амфилохия даже дети называют добрым дедушкой, таким теплым взглядом он смотрит с образов. Верный сын своей земли и Церкви, он прожил столь насыщенную жизнь, что ее перипетий с лихвой хватило бы на троих. Но то, что претерпел преподобный Амфилохий, не каждому под силу вынести. С легкостью верится, что когда-то житие преподобного станет сюжетом захватывающего фильма, а пока приглашаю вас в конец ХІХ века, на Великую Волынь.

Село Малая Иловица возле Шумска мало чем отличается от подобных деревушек Тернопольщины. Аккуратные хатки, дворики, утопающие в цветах и деревьях, добрые, отзывчивые и работящие люди.

Варнаву Головатюка, отца многодетного семейства, в деревне, да и в ее окрестностях, знали все, как и его жену Анну, тихую богобоязненную женщину. Большинство их уважало, кто-то завидовал, не понимая, как можно под одной кровлей вместить такую большую семью, с сыновьями, дочками, невестками, детьми и внуками, и жить без ссор и склок. А Головатюки так и встречали каждый новый день – со страхом Божиим, с молитвой и благодарностью Творцу. Не слушать старших здесь было не то, чтобы не принято – дети даже не представляли, каково это – перечить отцу или матери. Сельчане ахали, когда большое семейство вместе выходило в поле, быстро, умело и деловито, словно муравьи, справляясь с работой. Варнава, кормилец десяти детей, не чурался труда, но помимо собственного ремесла, Господь благословил его умением костоправа. А хорошие специалисты такого толка в сельской местности – на вес золота. Частенько бывало, что даже ночью мужчину поднимали с постели с просьбой помочь больному даже в нескольких десятках километров. И он ехал, помогал, нередко даже сам выхаживал особо тяжелых больных.

Иногда Варнава брал с собой в помощники Якова, одного из сыновей. В послушном, но непоседливом мальчишке было невозможно рассмотреть будущего светоча Православия. Паренек обычно помогал отцу удерживать больных во время приступа нестерпимой боли, когда тот направлял сломанные кости. Пройдет несколько лет, и он сам, даже не прикасаясь к страждущим, будет определять причину болезни лучше любого рентгеновского аппарата. А пока возмужавшего парня призвали в Царскую Армию.

Полыхала Первая мировая. Яков был стрелком, затем фельдшером санчасти, и так, наверное, и дальше помогал людям, если б не попал в плен. Три года смиренно трудился в Альпах, едва не став зятем хозяина-немца, но при первой возможности бежал на родину. В родном селе возмужавшего парня встретили приветливо. Девушки исподтишка заглядывались на статного юношу, а тот ходил задумчивым и от будничных забот отрывался только для богослужения. Обычай брал свое – Варнава уже готовился засылать сватов к одной из сельских красавиц, но, видя боль сына и его рвение к уединению, смирился и благословил Якова идти в Почаев. Господь уготовал сыну сельского костоправа тесный путь спасения в монашестве.

Новоначальный инок умилял братию своим простодушием и смирением. Как-то, отдавая последнее целование почившему настоятелю Лавры, Яков, проникшись особенностью момента, стал всенародно исповедовать грехи, прося прощения за всю свою прожитую жизнь. Уже тогда было понятно, что этот пылко исповедовавшийся юноша – будущий монах. Через год братия Лавры пополнилась новым иноком – Иосифом – смотрителем Стопы Божией Матери. А еще через два года отец Иосиф смог служить Царице Почаевской Горы в новом облике – священническом. Дар смиренного батюшки не мог долго оставаться в тайне. К нему стали привозить страждущих со всей округи. Потоки больных, что не прерывались ни ночью, ни днем, подводы и очереди, запрудившие подъезды к Лавре, вносили суету в строгий уклад жизни монастыря.
  
Наместник благословил отца Иосифа на переезд в небольшой домик возле кладбища. В близлежащих селах не было человека, который бы не знал, где живет монах-целитель. В летнее время количество посетителей достигало пятисот человек в день. А он отдавал людям всего себя. Железным правилом отца Иосифа было принимать нуждающегося в его помощи в любой час дня и ночи. Исцелял и телесные недуги, и болезни более тяжкие – душевные. Человеческую беду он воспринимал как свою и молился за страждущих и днем, и, особенно, ночью. Но свои способности никогда не выделял, смиренно говорил: «Ви думаєте, я святий? Я грішник! А зцілення ви отримуєте по своїх молитвах і своїй вірі». Отец Иосиф никогда не афишировал, что смиряет свою плоть строгим постом, его тайные подвиги и борение с самим собой тайным и оставалось. Позже его современники вспоминали, как он, однажды, поставил на стол для угощения гостей печеную курицу. Каждый в душе не преминул упрекнуть монаха в чревоугодии, мол, с таким столом можно и с болящими возиться. А потом присутствующие со стыдом поняли, что за весь ужин преподобный даже не прикоснулся к мясу, все съели они сами. Стяжав особую благодать и дар прозорливости, он был воплощением простоты. Говорил, что это Господь открывает знание о том, «хто до мене їде чи йде, що у нього болить і скільки йому жити».

Великая Отечественная застала отца Иосифа в том же домике на кладбище. Отшельное место было опасным, по ночам туда заглядывали и партизаны, и бандеровцы, и немцы. Одни видели в нем сексота ГПУ, другие – пособника бандитов, третьи – адепта советской власти. Как-то ночью несколько незнакомых мужчин ворвались к батюшке. Присутствующие больные не могли ничем помочь. Отца Иосифа уже связали и хотели сбросить с парапета Лавры. Старец не сопротивлялся: «Далеко не понесете», – только сказал. Прямо на глазах удивленных людей одному из нападавших отняло руку, другому – ногу, третий ослеп. В конце войны батюшку чуть не расстреляли. После полуночи четырнадцать вооруженных мужиков бесцеремонно вломились в убогое жилище отца Иосифа и потребовали ужин, а откушав – объявили о расстреле. Старец не кричал и не плакал, попросил только десять минут на молитву. Стал под старой липой, посаженной еще преподобным Иовом, прочитал «Отче наш», «Богородице...», «Верую», «Отходную», начал молиться за «творящих напасти»… Отец Иринарх, келейник батюшки, услышав отсчет перед залпом, бросился на дула автоматов: «Кого ви хочете убити?! Знаєте, який він чоловік? Він весь світ спасає. Якщо вам потрібно його вбити, убивайте мене, а його не зачіпайте!» К его удивлению, выстрела не последовало, а ночные гости растворились в темноте ночи.

Волнуясь за жизнь отца Иосифа, наместник распорядился вернуть его в Лавру. Молва об удивительном почаевском старце, который лечит молитвой и святой водой, распространилась, без преувеличения, по всему Союзу. Врачи недолюбливали его, ведь он мог помочь даже тогда, когда они признавали собственное бессилие. К отцу Иосифу обращались самые разные люди. Говорят, среди тех, кому он помог, была Светлана Алилуева, дочь Сталина, много партийных чиновников. Но во времена борьбы с «опиумом для народа» такая деятельность была неслыханной дерзостью. За отцом Иосифом давно следили – безбожникам не давал покоя и он, и Лавра. К братии применяли и угрозы, и аресты, но те не прерывали молитвенной жизни. Монастырь голодал, паломникам даже запрещали ночевать в его стенах. На обещания утопить братию в святом колодце, отец Иосиф, исполненный решимости принять мученическую кончину за веру, спокойно отвечал: «А ми цього і бажаємо!»

Осенью 1962-го года бесстрашный старец отстоял Троицкий собор. Он как раз возвращался в обитель от больной девочки, когда послушник, бросившись к воротам, рассказал, что храм отбирают и начальник милиции уже забрал у наместника ключи. Отец Иосиф долго не церемонился, поспешил к храму и с ходу выхватил у оторопевшего милиционера связку. «Архієрей – хазяїн Церкви! А ви? Геть звідси! Люди, гонітъ їх!» Под напором верующих милиция отступила к Святым вратам, но уже через неделю, в конце сентября, отец Иосиф подошел к привратнику и предупредил: «Відкривай браму. Зараз "чорний ворон" приїде за Йосипом!», – и ушел в корпус через экономию. Мог бежать, укрыться, но смиренно ждал, пока за ним придут.

Связанного старца отвезли в областную психиатрическую больницу в город Буданов, там остригли, раздели до нага, сорвали крест и заперли в палате с буйными душевнобольными. От лекарств, что давали отцу Иосифу, распухало все тело и трескалась кожа. Дни в психбольнице, казалось, не закончатся никогда, но заслугу в освобождении старца приписывают дочери Сталина, Светлане Алилуевой. Как бы там ни было, но подорванное здоровье батюшки было не вернуть. Что пришлось пережить в больнице – ведомо одному Богу, старец не рассказывал много, только закрывал лицо руками, так трудно ему было говорить об этом.

Измученного старика приняла племянница в родном селе. Но враг не дремал – еще один родственник отца Иосифа жестоко избил старца и бросил умирать в болото. Восемь часов он пролежал в ледяной воде, а на дворе был декабрь. Когда еле живого старца нашли обеспокоенные близкие, в чудо уже не верил никто.

Братия отвезла отца Иосифа в Лавру и в ту же ночь постригли в схиму с именем Амфилохий. Господь таки явил чудо – старец стал на ноги. Но оставаться в Лавре без прописки было опасно, и батюшка опять возвращается в Иловицу к дочери покойного брата Пантелеймона, Анне. Там, во дворе дома, подвижник построил голубятню, а под ней маленькую часовню. Как и прежде, и днем, и ночью дом был переполнен богомольцами. К прославленному многочисленными исцелениями старцу собиралось множество людей, вместить которых в обычном дворе было нереально. Со временем рядом построили отдельный корпус и в нем устроили трапезную и кухню, приемную для больных, спальню для послушников и домовую церковь. Тому, кто впервые попадал к старцу, казалось, что он уже в раю: роскошный сад, посаженный когда-то самим батюшкой, ковер из цветов, голуби, канарейки, попугайчики, даже павлин и пава. Над всей этой красотой все время раздавался рев бесноватых, которые боялись отца Иосифа, как огня. Старец успокаивал перепуганных: «Трудно терпіти, але і боятися демонів не треба!» и молился, молился, молился... Служил акафисты, водосвятные молебны, исцелял тела и души. Людей было невероятно много и можно только представить, какую любовь нужно было иметь к людям, чтобы принимать всех. Преподобный говорил, что земля во дворе пропитана людскими слезами, и часто плакал сам – так жаль ему было страждущих. Старцу был открыт час его кончины, знал он и имя убийцы. Но все так же садился за общую трапезу и принимал у себя ту, чья рука каждый день добавляла ему яд в еду и воду. Только раз батюшка за ужином бросил: «Всі мені ви, дорогі, та серед вас Іуда».

С лета 1970-го года с отцом Амфилохием стали случаться странные приступы. Он лежал словно в бессознательном состоянии, а спустя немного времени вставал совершенно здоровый. Приступы повторялись. Тогда никто ни о чем не догадался, а позже стало известно, что старцу в очередной раз дана была отрава. Осенью батюшка собрал своих домашних в трапезной и попросил пропеть некоторые молитвы из службы на Успение Божией Матери, а «Апостолы от конец, совокупльшеся зде» повторить трижды. А сам, слушая умилительное пение, закрыл лицо руками и плакал. Так было несколько раз. После пения старец грустно повторял: «Як страшно буде, коли стануть мерзлу землю на гріб кидати»...

Холодным декабрьским вечером преподобный проронил перед ужином: «Отрута вже подана! Але Хрест – сила!», – и к удивлению послушниц, впервые не пригласил их за свой стол.

А утром гроб с телом преподобного внесли в Лаврские врата. Сначала планировали привезти на конях, но те напрочь отказывались подниматься на гору, ставали, как вкопанные. Тогда братия на руках принесла в Похвальную церковь гроб старца. А он и почив продолжал помогать людям. Прямо возле его гроба во время отпевания исцелилась женщина со сломанной рукой.

Обычно почивших монахов на кладбище везут, но гроб отца Амфилохия верные не спускали с рук, действуя по его слову – «як до людей-так і люди...». Каждый хотел хоть немного провести дорогого старца в последний путь – труну всю дорогу несли высоко над головами. Погода, казалось, выражала чувства людей: сначала солнце играло, как на Пасху, а когда насыпали могильный холм, тучи затянули небо, пошел снег, порывистый ветер принес метель и сбивал с ног.

Те, кто хоть раз видел преподобного, отмечали, что певучая речь батюшки успокаивала, и особо подчеркивали его удивительную любвеобильность. Заповедь Спасителя о любви к Богу и ближнему старец положил во главе угла всей своей жизни, а ту самую отцовскую доброту во взоре, что, со слов очевидцев, изливалась с избытком на каждого приходящего, и сейчас можно увидеть на иконах и прижизненных фотографиях угодника Божьего, преподобного отца нашего Амфилохия.
Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку, чтобы сообщить об этом редакции.
Если Вы обнаружили ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter или эту кнопку Если Вы обнаружили ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите эту кнопку Выделенный текст слишком длинный!
Читайте также